Вариант `И` - Владимир Михайлов

– Ладно, – сказал я, чтобы не тратить больше времени. – Меня, если понадобится, ищите около него.

– Вас понял.

Я поднялся на второй этаж. Здесь было более людно; большинство участников предпочитало почему-то именно этот холл, хотя отсюда был выход к задним рядам амфитеатра, а люди, как мне казалось, должны бы стремиться занять места поближе к сцене. Что это, подумал я? Осознанное – или инстинктивное ощущение того, что нечто может произойти? Массовый инстинкт? Да нет, – тут же сам себе возразил я. – Искали ведь заряд, а народ у нас опытный – сообразили, что ведь можно и не найти, камуфлет может и сработать, а если грохнет, то чем дальше от сцены, тем безопаснее. Конечно, силой тут никто никого не удерживал – однако желание приобщиться к Истории оказалось, видимо, сильнее страха.

Его я увидел почти сразу и, не скрываясь, направился к нему. Он тоже заметил меня и, когда я приблизился, доброжелательно кивнул и улыбнулся.

– Вижу вас нынче в печальном одиночестве, – констатировал он. – Ну как пишется?

– Контора пишет, – сказал я безразличным тоном человека, уставшего от всего на свете.

– На то она и есть контора. Кстати, а о замысле покушения вы уже сообщили в ваш журнал?

– Что вы имеете в виду?

Он усмехнулся:

– Слухом мир полнится. Я не вижу сегодня здесь одного из нас, членов руководства партии – от ее зарубежной секции; вы понимаете, кого я имею в виду. Так вот я слышал, что он оказался заслан антиисламскими кругами Востока, но его раскрыли и взяли.

Я огляделся:

– И в самом деле, его нет. До меня эта новость, честно говоря, еще не дошла. У вас есть какие-то подробности?

– Ну откуда же. Это ведь наверняка идет по разряду секретной информации. Наша партия – не правительственная организация. До нас все доходит в последнюю очередь. А вот вы должны быть в курсе.

– Ну, – усмехнулся я, – западных журналистов тут тоже не стремятся информировать в первую очередь.

– Понимаю, понимаю…

Во время трепа я мысленно восхищался им: человек этот должен был понимать, что ходит по лезвию ножа, если уж его напарник был схвачен; может быть, впрочем, тот должен был покончить с собой, но ведь не всегда срабатывает средство – или характер. И тем не менее держался он совершенно естественно; только правая нога его никак не успокаивалась, исполняя очень сдержанный шейк.

– А что вы здесь? – спросил я. – Вам же, как одному из главных, придется, я думаю, сидеть вместе с сотоварищами в президиуме?

Он ответил мне то, что и без него кому-кому, а мне-то было хорошо известно.

– Не на сцене, – сказал он. – В первом ряду. Мы единогласно решили, что находиться в торжественный миг на одном уровне с Претендентом нам, так сказать, невместно. Мы будем в партере. Хотя с балкона бывает куда лучше видно. Будь моя воля, я смотрел бы с балкона.

Это было уже и вовсе нахально. Сукин сын.

– Интересно, а Президент почтит?..

Он пожал плечами:

– Президент, как вы знаете, в нашей партии не состоит, хотя к идеям ее относится сочувственно. Уж он-то понимает значение личной власти для России: как-никак, пробыл два срока. Но ведь и он выдвинут в претенденты – хотя, думается, жест несерьезный: рядом с двумя Романовыми у него практически никаких шансов. Вы, может быть, заметили, что и плакатов в пользу нынешнего президента почти не видно?

Я вспомнил Европейский вокзал и свои проезды по улицам и кивнул.

– Разумеется, – согласился я. – Вот если бы Романовых не было на сцене…

– Ну, – сказал он, – как бы их могло не быть?

– Я неточно выразился. Имелось в виду – если бы оба они вдруг выбыли, сошли с дорожки.

– Это маловероятно, – протянул он таким тоном, словно речь шла о пустяках. После маленькой паузы повторил: – Очень, очень маловероятно. Практически таких шансов нет.

Он сказал – шансов, – отметил я про себя. – Любопытно. Весьма.

– Ну а вы? – спросил он в свою очередь. – Тоже, наверное, займете местечко поближе?

Я похлопал пальцами по своему цифровому «Никкону»:

– У меня хорошая камера. И широкоугольник. Так что мне выгоднее находиться подальше – и повыше. Может быть, даже залезу на балкон. Самый лучший обзор; тем более что там народу будет, я надеюсь, немного.

– Разумно, – кивнул он. – Ну что же – пора мне, пожалуй, спуститься вниз.

Время усаживаться.

– Может быть, встретимся после закрытия? – предложил я. – Хотелось бы задать вам еще несколько вопросов.

– Отчего же нет, – согласился он. – С удовольствием.

Он двинулся к широкой лестнице. Я смотрел ему вслед. Он старался идти, не прихрамывая – но, видимо, прыжок с крыши шестиэтажного дома все же не прошел совершенно бесследно, хотя устройство, давшее возможность мягкого приземления, каким бы оно ни было, сработало, надо сказать, неплохо.

В моем распоряжении оставалось еще несколько минут. И я тоже решил прогуляться по залу, уже почти совершенно заполненному – прежде чем занять заранее выбранную позицию.

Люди вели себя спокойно, хотя легкое волнение – оно ощущалось – витало в не очень свежем, невзирая на кондиционеры, воздухе. Свободнее всех, как и полагалось, чувствовали себя телевизионщики, давно уже привыкшие ощущать себя выше всех условий и условностей, словно были они стихией, явлением природы, от нее никак неотъемлемым. Большинство тяжелых камер было уже установлено на точках, несколько человек с ручными, в сопровождении ассистентов, еще бродили по залу. Пробегая глазами таблички с именами телекомпаний, наших и множества зарубежных, я прикидывал: кому на этот раз удалось занять лучшие позиции? Российскому глоб-каналу? СNN? Или, может быть, на этот раз НТК – Национальной телекомпании? Между ними обычно шла тихая борьба за центральную точку в таких вот случаях, когда вызревала сенсация, хотя и относились они к одному и тому же, осиротевшему ныне, ОТК. Странно: на сей раз выиграл не какой-то из трех китов, а некто четвертый; в таком случае то была наверняка акула. Я невольно подошел поближе. «Президентский телеканал»? Гм. Что-то я краем уха слышал о том, что такой возник, и президент в своей предвыборной кампании и в борьбе против Референдума и Избрания им пользовался; конечно, не было никаких оснований назвать ее президентской, однако такое наименование оправдывалось тем, что борьба шла за сохранение самой идеи президентства, в противоположность монархии, а не какого-то конкретного кандидата на первый пост; была эта телефирма, по моим данным, достаточно хилой пока еще. Возможно, доставшись государю, она и процветет, но пока…

Любопытствуя, я подошел поближе. И убедился в том, что – безотносительно к их финансовым возможностям, скромным, как у любой безрекламной компании, аппаратура у них была не просто хорошей, но прямо-таки шикарной – похоже, последний крик SONY, с совершенно новым дизайном – и электроникой, надо полагать, не уступавшей внешности. В этом деле я кое-что смыслю, – положение обязывает, – и сейчас с удовольствием глядел на новый шедевр, не без труда порой распознавая знакомые вещи в их новом облике. Красиво, ничего не скажешь. Пришлось президенту потратиться напоследок. Хотя и это вряд ли ему поможет… Так; ну а этим что управляется? Вроде бы все я уже опознал, а лишнего ничего на этой камере, как и в любом приборе и устройстве, быть не должно. Раз есть – значит эта штука нужна… Я подошел еще ближе; тоже интересно: помимо обычных кабелей, питания и трансляции, от камеры уходил еще один, тонкий; у других камер ничего подобного не было. Я хотел было подойти к камере вплотную, но в это время она начала медленно и плавно поворачиваться, хотя никто и не управлял ею: дистанционное управление? Откуда? Я только было собрался задуматься, как кто-то сзади тронул меня за плечо. Я оглянулся. То был человек незнакомый, но на груди его виднелся значок члена Службы порядка съездовского Оргкомитета.